Я знал, что в этот момент Алин заносит меч над головой Ханы. Да, пусть будет так. Мое сердце разрывалось, но лицо застыло каменной маской. Спина напряглась. Я застыл, ожидая сдавленного стона. Хорошо, что это Алин, он может лишить жизни одним ударом. Хана даже ничего не почувствует. За моей спиной повисла напряженная тишина… которую разорвал звук удара меча по деревянному Кейрину. Я резко обернулся. Хана стоял на колене, левой рукой сдерживая меч Алина. Вот он отбросил меч в сторону, резко вскочил и ударил Алина в подбородок, голова которого мотнулась назад, видимо, он не ожидал такой атаки. Воспользовавшись моментом, Хана бросил тело вперед, опрокидывая Алина на спину. Сделал перекат, развернулся. Алин тоже поднялся, ошарашено глядя на Хану, который тут же ринулся в атаку. Алин отступил. Хана подпрыгнул высоко над землей, отвел левую руку к правому плечу и ударил Алина. Алин успел выставить меч, отбивая Кейрин. Сила удара, дополненная весом Ханы, бросила их обоих на землю. Алин сидел, одной рукой уперевшись в землю, другой продолжая сжимать рукоять меча. Сломанное лезвие лежало неподалеку.
— Я ХОЧУ ЖИТЬ!!! — Голос, наполненный яростью, разлетелся над площадкой, ударяясь о стены окружавших нас зданий, множился, поднимаясь эхом к самым небесам. Мальчишка закрыл лицо руками и зарыдал. Алин обнял его одной рукой и поднял лицо к небу. Я пошел к ним, не веря, боясь поверить. Вдруг я на чем-то оступился и едва не потерял равновесие. Под моими ногами валялся обломок Кейрина. Кейрина, изготовленного из черного дерева, которое практически невозможно сломать. Я взял обломок в руки и засмеялся, обратив лицо к небу.
— Он пройдет! Слава Высшим, он пройдет!
Зимнее солнце едва показалось над верхушками деревьев. В морозном воздухе разносился запах хвои, отчего хотелось вдохнуть полной грудью. Скоро, когда солнце будет в зените, от утреннего морозца не останется и следа. Холодных зим Империя не знала никогда, снег выпадал только на севере и в горах, окружавших Империю с запада. По пустой дороге, которая поднималась в гору, шаркая уставшими ногами, шел старик. Старик шел не спеша, даже нехотя, словно на собственную казнь, а для старика это так и было. Старый мастер знал, что совсем скоро душа его отправится к Высшим. Он был рад этому. Бесцельное существование утомило его. Ведь старик был истинным мастером. Мастером, у которого Боги отняли возможность заниматься любимым делом. Делом, в которое он вкладывал душу, которым он жил. Полуслепыми глазами старик смотрел под ноги, поднимать голову ему не хотелось. Медленно, очень медленно он шел к Воротам Священной Акадэмии, но как ни медленно он шел, любая дорога когда-нибудь кончается. Старик встал перед закрытыми воротами. Поднял глаза. Поначалу он всегда шел с надеждой, потом, после множества разочарований, он запретил себе надеяться, но надежда все равно зарождалась вновь, слабея с каждым разом. Сейчас она был маленькой горсткой пепла, покоящегося где-то в глубине его измученного сердца. Глаза старого мастера встретились с глазами сиятельного господина, который смотрел на него с окружавшей Акадэмию стены. Молодой воин кивнул старику и исчез. Через несколько мгновений он появился перед стариком. Воин был одет в светло-голубой кафтан, рукава которого были подвернуты, открывая взгляду сильные руки. Ноги были обтянуты темно-серыми кожаными штанами белые волосы собраны в хвост. Под глазами воина залегли темные тени, словно он не спал несколько ночей подряд. Старик молча протянул руку, нет смысла заводить разговор. Воин вложил в протянутую руку старика сверток. Несколько минут старый мастер смотрел на потрепанный холст, потом не спеша развернул его.
Я смотрел на старика, которому отдал сверток. Все же я был прав, старик пришел на рассвете. Не желая заставлять почтенного мастера ждать, всю ночь я провел в караулке. Спать мне не хотелось. Я думал. Вспоминал вчерашний бой, прокручивая его в голове снова и снова. Сколько желания жить было в тот момент в Хане! Его яростный крик слово пробудил меня от долгого сна, в котором я пребывал последние годы. Мир, до этого серый и безжизненный, засиял передо мной новыми красками. Все вокруг словно бы стало острым, раня своим ярким светом глаза, привыкшие ко тьме безысходной тоски. Я смеялся, вдыхая полной грудью сладкий, терпкий воздух, который пьянил меня, словно узника, просидевшего в затхлом подземелье многие годы… а ведь я и был таким узником. В тот момент я понял, что значит освободиться от оков, что значит быть свободным. Старик не спеша разворачивал холст. Его глаза были безжизненными, как у человека, потерявшего последнюю надежду. Я с грустной улыбкой посмотрел на старого мастера… а ведь такого потрясения он может и не пережить. Мастер взял в руки Кейрин. Целый Кейрин. Осмотрел его; рука, в которой был зажат сверток, опустилась, и обломки второго Кейрина упали на землю. Мастер опустился на колени, чтобы поднять его, и застыл над обломками. Неверной рукой он поднял то, что раньше было «лезвием», трясущимися пальцами он проводил по сколу, оглядывая обломок с благоговением. Плечи старика опустились, он упер руки перед собой и лбом прикоснулся к земле у моих ног.
— Спасибо молодому Мастеру. — Голос старика дрожал.
— Это не моя заслуга. — Я поклонился старику, отвечая на его благодарность. Старик поднялся, расправил плечи. Старческое лицо, покрытое морщинами, улыбалось.
— Вы хотите увидеть ученика, выполнившего ваше условие?